Болотов не выстрелил.
Это американская дуэль - поведение по способности. Значит, Мокшеев имеет право стрелять из-за прикрытия. Пусть стреляет.
Болотов не сдвинулся с места.
Он ждал молча, но ждать было трудно. Потом подумал: "Может, нужно подать голос?"
- Ау! - но ответа не было. Еще раз крикнул и невольно удивился, что так охрип. Снова ответа не было. Больше не кричал.
Из любого куста впереди, в любой момент могла вылететь пуля. Она ударит раньше звука, и Болотов приготовился к ее толчку. Он выпрямил грудь и ждал. Ждал так долго, что перестал слышать шорохи в лесу, перестал слышать свое сердце. Вероятно, теперь он не смог бы поднять руку и выстрелить.
Немели ноги, медленно сочилось время, и постепенно подступала смерть.
Хорошо бы сразу.
Он шел качаясь. Обходя угол дома, сильно ударился о него плечом. Остановился перед дверью и удивился: куда он попал? Потом понял: это гарьковенковский чайный домик.
На стук открыла Косточка. Открыла и, побледнев, отпрянула назад: прямо на нее был наведен зажатый в правой руке Болотова браунинг.
Болотов неожиданно увидел свою руку, а в ней пистолет. Как это он раньше не заметил? С трудом согнул руку и запрятал ее в карман.
- Простите. Я нечаянно.
- Что с вами, Григорий Сергеич? Что с вами? Что с вами?
Косточка отступала, пока не наткнулась на стол. Ей показалось, что Болотов кого-то убил, и от испуга у нее закружилась голова.
- Простите, Косточка. Я не хотел, - сказал Болотов.
А может, не убил? Что же случилось? Косточку охватило непобедимое любопытство, и головокружение сразу прошло.
- Входите, Григорий Сергеич! Входите, я вам говорю! У вас нехороший вид вам надо закусить.
Болотов вошел, закрыл за собой дверь и сел на скамью. Потом осторожно вынул из кармана правую руку и левой стал гладить ее неразгибавшиеся пальцы. Они ничего не чувствовали.
- Болотов, миленький, не надо волноваться. Свою руку она положила ему на плечо, и почти вплотную к его лицу были ее круглые, детские глаза.
- Расскажите, что случилось. Это вас успокоит.
Болотов покачал головой.
- Ничего, Косточка. Ничего не случилось. Я только простоял сорок минут на одном месте. Сорок минут по часам. Все ждал, и ничего не случилось. Я очень устал.
Странно говорил Болотов. И в том - что, и в том - как он говорил, была тайна. Заманчивая, необъясненная тайна.
Но все же Косточка поднялась и пошла за чайником. Она была исключительно хорошей женщиной, - ради того, чтобы напоить Болотова чаем, она сумела побороть свое любопытство.
- Нет, друг, не надо. Мне некогда.
И Косточка с чайником остановилась на полпути к печке.
На "Соколице" остались его вещи. Там же был рулевой Семченко, - с ним нужно было попрощаться или взять его с собой.
- Мне надо бежать, Косточка.
Бежать? Значит, он все-таки убийца! Все равно - он, наверное, был прав. Он хороший.
Ей хотелось что-нибудь для него сделать, но сделать она ничего не могла. Она даже не знала, что бы сказать ему на прощанье.
- Ну что же, бегите, Григорий Сергеич. Бегите, только нас не забывайте.
Часы его стали.
По пристани ходили люди, на "Соколице" команда спала. Было светло, и Болотов не мог вспомнить, день это или ночь. Часы "Соколицы" тоже стояли. Это был конец старого русского флота: догнивающих в непонятном тумане мертвых кораблей, спящих тяжелым сном и бредущих без сна людей. Теперь они служат чужой стране, чужим хозяевам, теперь они, как тот, кто на дуэли дерется за ненужную женщину.
Это был конец Мурмана.
Брезентовый чемодан оттягивал плечо и толкался. Иногда казалось, что это кто-то, идущий рядом. Рулевой Семченко? Нет, его на "Соколице" не было, а все остальные сторожа спали. Не хотелось их будить, спрашивать.
Он шел низко опустив голову. Шел бесконечно долго и неизвестно куда. Земля, раскачиваясь, тянула его к себе, мелькали сверкающие консервные банки, блестела жирная грязь.
Последним, что он видел, был сапог. Отвратительный, безобразный сапог. Нужно было спасаться, но земля гигантским шаром вдруг выкатилась из-под ног и навалилась на грудь. Тогда он понял, что спасения нет, - сапог был крепко зашнурован на его собственной ноге.
Костя нашел его в нескольких шагах перед своим домиком. Болотов лежал, раскинув руки, точно пристреленный. Костя поднял его и отнес в дом на кровать. Косточка очень разволновалась. Наверное, у него жар. Но как узнать, если градусника нет, а на ощупь Болотов мокрый и непонятный? И чем привести его в чувство?
Костя предложил запустить в нос гусара.
- Дурак!
Нашатыря не было. Спиртных напитков в доме не держали. Что делать?
- Костя, беги за доктором!
Костя пошел искать фуражку, но в это время Болотов открыл глаза.
- Не надо доктора! - спохватилась Косточка. Она вспомнила, что Болотова нельзя выдавать. О том, что случилось, даже мужу говорить не следует. - Видишь, он приходит в себя, - прошептала она, для верности схватив Костю за руку.
Болотов узнал Косточку и улыбнулся.
- Ты болен, - сказал Костя. Сказал, точно сообщил новость.
- Нет, - тихо ответил Болотов. - Я хочу спать.
Закрыл глаза, повернулся на бок и ровно задышал.
Супруги, посовещавшись, постелили шинель и пальто на полу, покрыли их простыней, под головы пристроили тужурку и маленькую подушку, покрылись зеленой плюшевой скатертью, единственным приданым Косточки, и тоже уснули. Когда утром они проснулись, Болотова в кровати не было.
- Сумасшедший! - ахнула Косточка.
Косте почему-то показалось, что Болотов прячется за ширмой, и он вскочил взглянуть, но у стола остановился. На столе он увидел записку, прислоненную к чайнику.